Венсан Кассель приехал в Москву для
презентации малобюджетного фильма ужасов "Шайтан", поставленного
горсткой молодых французских кинолюбителей. Кассель не только сыграл в
этом фильме сумасшедшего деревенского сторожа, который приносит в
жертву только что родившемуся Антихристу компанию городских лоботрясов,
но и выступил в качестве продюсера. - Мы привыкли, что
фильмы ужасов, где маньяк уничтожает группу подростков, снимают в США.
Можно ли сказать, что "Шайтан" нетипичен для французского кино?
-
Я думаю, неправильно считать наш фильм простым ужастиком. Это больше
черная комедия, а кроме того, это фильм-провокация. Если люди придут в
кинозал только для того, чтобы быть напуганными, они с удивлением
обнаружат, что фильм скорее веселит, чем пугает. - Ваш герой в "Шайтане" поклоняется дьяволу. Вы вообще-то религиозный человек?
-
Нет, я совсем не религиозен, так меня воспитали. Мой отец - протестант,
моя мать всегда разрывалась между своими родителями, отцом-евреем и
крайне религиозной матерью-христианкой. Моя бабушка с Корсики, у них
там в горах все очень традиционно - женщины ходят только в черном и все
такое. А я вырос в Париже, который на моих глазах становился
мусульманским городом, и научился смотреть на любую религию как на
полезную метафору, которая помогает что-то понять насчет человеческой
природы. Но верующим я так и не стал. Может быть, дело еще и в том, что
меня отдали в католическую школу с очень строгими правилами, а это
лучший способ вылечить от интереса к религии. Мы в этом фильме
смеемся над тем, что страшно, и смеемся над теми, кто проповедует веру
как средство от страха: "Лучше верьте в Аллаха, и все будет в порядке".
Там есть игра слов, связанная с разницей между выражением "практикующий
мусульманин" и "практически мусульманин". Я таких "практически
мусульман" вижу очень часто, и много раз мои споры о религии с молодыми
парижанами арабского происхождения заканчивались тем, что я говорил:
"Ну и что ты мне доказываешь? Ты тут сидишь и пьешь водку с тоником,
какой ты после этого правоверный!.." Вообще лучшие шутки - о страшных
вещах. После одиннадцатого сентября, после смерти принцессы Дианы
проходило немного времени, и люди начинали рассказывать анекдоты об
этом. Мне кажется, это здоровый способ пережить стресс. То же самое и в
кино - лучше показать насилие на экране, чем увидеть его на улице. - В этом году вы - лицо Каннского фестиваля. -
"Лицо" - это неправильное выражение. Я скорее церемониймейстер
фестиваля, его ЭмСи (master of ceremonies). Можете звать меня "ЭмСи
Канн"! Да, я согласился делать это, потому что мне было интересно. Как
правило, на такую работу приглашают женщин, да и вообще это гламурная
должность. На самом деле ничего сногсшибательного в этом нет, я просто
открываю фестиваль и закрываю его. Все расписано в протоколе. Другое
дело, что церемония открытия Канна стоит на втором месте в списке самых
популярных телевизионных трансляций. Это событие собираются смотреть
что-то около восьмидесяти миллионов человек. Мне надо написать короткую
речь на три минуты, но я отдаю себе отчет, что эту речь услышат
восемьдесят миллионов. И что бы мне такого сказать?.. Не стоит,
наверное, выступать с политическим манифестом. Но надо все же упомянуть
о том, что произошло в стране за последний год, обо всех этих
беспорядках. С точки зрения иностранца, ситуация выглядит так, будто во
Франции война. Знакомые звонят из Америки и выражают сочувствие: "Ах,
нам так жаль..." На самом деле во Франции нет войны! Хотя в каком-то
смысле страна и поделена надвое. - Что вы сами думаете об этих волнениях? Вы же когда-то снимались в фильмах, рассказывающих о социальных проблемах... -
Да, конечно, фильм "Ненависть" мы с Матье Кассовитцем сделали десять
лет назад, и уже тогда я знал, что однажды молодежь из бедных
предместий придет в центр Парижа и будет там жечь машины. Так и
произошло, и так будет происходить снова, и, возможно, в следующий раз
все будет еще хуже. Что же касается студенческих беспорядков, то эта
проблема с законом о первом трудовом контракте искусственно раздута
профсоюзами, а большинство молодых ребят выходят на улицы просто
потому, что им хочется побузить. Примут закон или нет, желание буянить
не исчезнет. - Что вы ожидаете от Каннского фестиваля в этом году? -
Мне очень жаль, но я ничего особенного не ожидаю. Не хочу быть
циничным, но для меня Канн - это прежде всего гламурное мероприятие. А
во вторую очередь - огромный кинорынок. Я езжу на Каннский фестиваль
продать фильм, пообщаться с иностранными журналистами и т.д. Я езжу
туда работать, и часть работы - притворяться, будто весь этот блеск и
великолепие мне нравятся. - Вы не задумываетесь, какие роли будете играть в старости? -
Я мечтаю, что в старости уже не буду актером. Мне нравится играть до
тех пор, пока меня к этому не принуждают. Если надо это делать, чтобы
заработать на жизнь, радости нет. И это видно на экране. - Вы сами выросли в актерской семье. А что если ваша дочь захочет стать актрисой? -
Быть актером непросто. Если вы востребованы и у вас есть работа, все
отлично - с вас сдувают пылинки, вы ездите в Россию представлять свои
фильмы и т.д. Но если работы нет, непонятно, что делать. Ведь актер не
умеет ничего, кроме лицедейства. Поэтому я буду всеми силами
противиться тому, чтобы моя дочь стала актрисой. Как, между прочим, мой
отец был против, чтобы актером стал я. Но если я увижу, что ее желание
играть идет из самого сердца, я ей помогу. Известия.Ру
|