— При виде обнаженных натурщиц,
возникают ли у вас к ним влечение, или у вас на голые тела
исключительно профессиональный взгляд?
— Ну, как вам
сказать… Наверное, возникает. Но если на этом заострять внимание, то
таких ощущений возникало бы гораздо больше. Нужно смотреть в сущность
натурщицы, а не на отдельные детали ее тела. Взять, к примеру, Ренуа.
Вы знаете, он очень много рисовал обнаженных натур, у него даже по дому
ходили обнаженные натурщицы, жена, дети. Наблюдая за ними, он писал
картины, потом они вместе пили чай в таком же виде. Его, конечно,
интересовало обнаженное тело, но несколько под другим углом.
— Вы не считаете, что с точки зрения обычного человека такое направление в искусстве кажется извращением?
—Конечно,
если обрюзгший толстый дядька стоит и читает бездарные стихи — это
некрасиво. Я не певец такой фигуры, я не певец такого творчества. Во
всем должна быть эстетика. Тогда это красиво и не постыдно.
— Почему вы стали скульптором?
—
Я считаю, мне повезло. Мой отец был скульптором, и с детства мне
прививалась любовь к этому делу. Эта профессия очень рискованная:
сначала нужно заработать деньги, потом их вложить в материал, в бронзу,
а потом — получить отдачу. Чтобы вылить одну фигуру нужно в среднем
где-то полгода!
— Чем-то другим, помимо искусства, никогда не пробовали заниматься? К примеру, разгружать вагоны…
—
Я разгрузил один вагон, и мне этого оказалось достаточно. На следующий
день мне нужно было получать деньги, но у меня было плохое настроение.
Я попросил друга получить за меня мой заработок и забрать себе. На этом
мой опыт разгрузки вагонов закончился.
— Как вы считаете, продается ли искусство за деньги?
—
Знаете, Пушкин писал: "Не продается вдохновенье, но можно рукопись
продать". Так и у меня. Конечно, есть такие течения в искусстве,
которые вызывают у меня резкое неприятие. Я считаю, мерзости хватает в
нашей реальной жизни. А если еще и искусство начинает пропагандировать
темные стороны души — это мне вообще не понятно. У человека есть одна
темная сторона — это его глупость. Зачем ее показывать?!
— Вы считает, искусство должно воспевать только идеальную сторону человеческой жизни?
—
Нет, не считаю. Но, как бы вам это объяснить… Человек стремится в жизни
к какой-то цели. Конечно, можно выходить на улицу, поджигать киоски,
бить витрины. Вопрос: чего мы этим добьемся? И когда такое начинают
делать в искусстве, мне это не понятно. Хотя, конечно, порой хочется
каких-то изменений. Как в жизни, так и в искусстве. Но это нужно делать
цивилизованно.
— Как к вашему искусству относится ваша жена?
—
Ей нравится мое творчество. Я понимаю, что ей со мной, как с человеком
творчества, жить очень сложно. Художники в большинстве своем — это люди
эгоистичные, эгоцентристы. Если художник занят какой-то идеей, не
всегда понятной окружающим, его не допросишься сходить в магазин,
выгулять собаку, сделать что-то по дому… Он живет в своем мире и в это
время ему не нужен никто. У нас же, к счастью, таких проблем нет.
— А жена — это ваша муза?
— Безусловно. Она направляет, поддерживает, но это не мешает ей заниматься домашними делами, быть отличной хозяйкой.
— Какая связь у ваших образов с реальными женщинами?
—
Эти образы практически не имеют никакого отношения к реальным женщинам:
во-первых, потому что они меньше размерами, во-вторых, они из бронзы.
То есть сама по себе это какая-то условность, определенная идея,
воплощенная в форму, в данном случае — в форму женщины. К примеру,
образ весны прекрасно можно передать через образ женщины. Это сравнимо
с музыкой Вивальди: просто и величественно.
— Вы влюбляетесь в своих натурщиц, хотя бы на время, когда с ними работаете?
—
Это нельзя назвать нормальной человеческой влюбленностью. Это можно
сравнить с общением, когда вы заинтересованы своим собеседником.
Влюбленность можно назвать эмоциональный контакт между людьми: если
совпадают все «пазлики», то человек чувствует, что на его вибрацию он
получает ответную. В такой момент обмена образами, информацией можно
сказать, что такая влюбленность существует. Это совсем не то, что
любовь непосредственно к женщине, это любовь к музе — бестелесному
существу, которое вдохновляет художника. Но нужно понимать, что, любя
реального человека, вы все равно любите образ, который вы себе
создаете. Какое-то отношение к женщине эти образы, безусловно, имеют.
Однако в своем творчестве, которое я бы охарактеризовал как
метафизический реализм, я ищу ту сущность, которая делает нас людьми. Я
ищу эту сущность и воплощаю ее через образы.
— Вы помните свою первую натурщицу?
—
Еще в художественной школе была какая-то девушка. Спросите у Паганини,
когда он изучил первые этюды? Он вам не ответит, потому что это прошлое
и оно уже не интересно.
— Откуда вы черпаете образы?
—
Натурщицы приходят ко мне из космоса, они даже стоят в очереди.
Одновременно я ношу с собой образов пять–шесть, боясь их забыть. Во
Вселенной есть такая задача — материализоваться, оставить свой след на
земле. Вокруг меня постоянно роится сонм образов: их так много, как
поклонников у звезды. Причем, они понимают, что изобразить я успею
только малую долю всего, что меня окружает. Кроме того, у меня есть
личные, идеи, реальные натурщицы. В любом виде деятельности — непаханое
поле работы, которую за все существование Вселенной не возможно будет
переделать
— Что для вас самое главное в жизни?
—
Познать мир. И хотя полностью понять его невозможно, нужно стараться
максимально долго идти по этому пути и пройти как можно больше, это
наша задача как людей. Однако, как сказал какой-то мудрец, когда
человек наталкивается на преграду, если так ему написано на роду, то
все слезы мира не помогут ему продвинуться ни на волос.
— Вы верите в судьбу?
— С одной стороны – да, а с другой стороны, я знаю, что она в наших руках.
По материалам газеты "CN-Столичка"